Где вы, алые паруса? Последний приют А. Грина

Старый автобус подскакивал на каждой колдобине. Сухая дорога шелестела гравием и палыми листьями. И гравий, и листья от палящего солнца были грязно-белого цвета. Стояло лето 1979 года. Оно было жарким даже для Крыма.

Я задремала. Это нетрудно сделать, когда тебе 10 лет, ты устала глазеть по сторонам на чужие красоты, солнце припекает тебе голову, а рядом есть мама, к которой можно прислониться. Внезапно автобус резко притормозил и экскурсовод, сиплым от пыли голосом, объявила:

— Старый Крым. Желающих посетить дом-музей и могилу Александра Грина просим выйти из автобуса.

Меловой пыли на трассе Симферополь-Керчь было много. Желающих посетить места памяти — еще больше.

Сон слетел с меня и растворился в синем воздухе. Кладбище находилось прямо возле трассы. Пройдя несколько шагов, мы оказались перед могилой Грина.

Она оказалась под стать всему кладбищу — старому, белому, сухому. Ни дикого винограда, ни лазоревых кипарисов, которыми живописно были обсажены дороги между маленькими крымскими городами, здесь не было. Только пыль, чахлые ветки и растрескавшиеся от солнца камни. В их расщелины иногда выглядывали любопытные ящерки.

Одна из таких серых ящерок грелась на могильном камне Грина. Точно такие же на мгновение показались на могилах его жены и тещи и тотчас скрылись.

На этих могилах еще не было трогательного памятника Бегущей по волнам. Он будет поставлен в следующем, 1980, году скульптором Т. Гагариной. Бюст Грина ее же работы будет стоять при входе в дом-музей писателя. Но это будет потом. Сейчас это были три плиты с порыжевшими от солнца фотографиями.

Экскурсовод торопила нас. Остановка была короткая. Надо было еще посетить дом-музей — белое саманное строение в две небольшие комнатки.

Правда, что жилище отражает характер своего хозяина. Ничто так не подходило под облик пронзительного романтика с помятым лицом босяка, как эти две комнатки. Пустые, с белеными стенами и несколькими фотографиями на них, круглым столиком и белой вязаной скатертью, они обе, казалось, были устремлены к окнам, выходившим в сад. У одного из окон стояла узкая железная кровать. На ней светлым июльским утром, не дожив полутора месяцев до своего 52-летия, тихо ушел из жизни Александр Грин.

Он прожил в этом доме чуть больше месяца, но именно этот дом стал единственным собственным жильем писателя. Когда Грин безнадежно заболел, единственным его желанием было иметь дом, где было бы «много света и простора». Тогда его жена, Нина Николаевна, та, которой были посвящены «Алые паруса», продала свадебный подарок мужа — золотые часики, и купила у двух монахинь этот дом с маленьким зеленым садом.

«В Старом Крыму мы были в домике Грина. Он белел в густом саду, заросшем травой с пушистыми венчиками. Маленький дом был прибран и безмолвен. Мы не разговаривали, несмотря на множество мыслей, и с величайшим волнением осматривали суровый приют человека, обладавшего даром могучего и чистого воображения».

Так писал о пристанище Грина Константин Паустовский. Я этих слов тогда не знала. Как не знала и того, что Паустовский в свое время многое сделал для спасения последнего приюта Грина, когда того уже давно не было в живых, а вдова его мыкалась по лагерям. Ни о чем этом я тогда не знала. Пушистые венчики неведомых цветов, кланяясь, заглядывали в открытые окна. Белые горы отражались в их стеклах. Над одной из них — горой Агармыш — поднимались летучие облака. Они были зыбкие, акварельные и солнце играло с ними, словно стеклами в калейдоскопе.

Вдруг ветер вздул белые занавески, облака дрогнули, распались, вновь сложились, и на мгновение мне представилось, что из них, как из границы между иными мирами, возник образ Александра Грина — суровый, хмурый и бесконечно притягательный.